Михаил Румер (Персональный сайт)

Епископ Лука, он же знаменитый хирург Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий рассказывает, как после проповеди к нему обратилась пожилая прихожанка с вопросом: «Так если дева Мария была еврейка, стало быть и Иисус был еврей?» Видимо, ее мучили сомнения: как же так, Христос распятый евреями – сам еврей. Как это может быть?
Подивившись такому невежеству, епископ развеял сомнения своего простодушного духовного чада.
Не знаю, насколько глубоко просвещал он ее и упоминал ли, что в первую христианскую общину входили евреи Иерусалима (позже их назовут иудео-христиане), которые строжайшим образом соблюдали иудейский Закон и покинули Иерусалим лишь после разрушения Храма в 70 г. н.э.
И только, когда христианство стало распространяться в эллинизированных колониях Сирии, Малой Азии и Греции, в среде столь отличной по своему духу от еврейства, апостол Павел, как об этом рассказывается в Новом Завете, принял решение освободить новообращенных христиан от заповедей Закона и обрезания, благодаря чему он сразу изменил ход мировой истории.

В многовековой еврейской истории наряду с фанатичным упорством, с которым евреи держались за свою веру, предпочитая скорее умереть, чем отказаться от нее, есть и такое явление как отступничество.
Но дело в том, что с точки зрения еврейского религиозного закона переход еврея (то есть лица, родившегося от матери-еврейки или прошедшего по всем правилам обряд гиюра) в иную веру в сущности невозможен: «Еврей, даже согрешив, остается евреем» – говорится в Талмуде.
Для человека рожденного евреем иудаизм не предмет выбора, поэтому, даже если он прошел церемонию вступления в иную религию и заявил о своем отказе от еврейской веры, с точки зрения иудейского религиозного закона он продолжает оставаться евреем, хотя и считается грешником.
Отступник, желающий вернуться к иудаизму, не нуждается в прохождении особого ритуала, так как со строго галахической точки зрения он никогда не переставал быть евреем.
С возникновением христианства отступничество стало одной из центральных проблем в отношениях между евреями и их соседями, постоянным источником напряженности и вспышек межрелигиозной розни. Попытки иудеохристиан примирить еврейский Закон с христианскими догматами оказались тщетными и во второй половине II века были отвергнуты как евреями, так и подавляющим большинством христиан. Пути иудаизма и христианства окончательно разошлись, и принятие христианства стало рассматриваться евреями как отступничество и участие в идолопоклонстве..
В эпоху Ренессанса и Реформации отступничество вызывалось различными мотивами. Одним из типов отступника, характерным для этого периода, был еврей-интеллектуал, утративший национальные корни. Некоторые обратились в христианство в результате контактов с ренессансными кругами.
В XIX веке в эпоху Просвещения основной причиной отказа от еврейства в высших кругах еврейского общества Западной Европы было стремление к культурной и социальной ассимиляции и надежды на эмансипацию. Некоторые евреи видели в христианстве основу и высшее выражение европейской культуры, другие рассматривали отступничество как наиболее простой способ добиться гражданского равноправия.
Наконец, еще одной причиной отступничества служило безразличие к иудаизму некоторых членов еврейской общины.
Уже начиная со второй половины XVIII века крещение стало условием принятия еврея в европейское культурное общество. В некоторых общинах, например, в берлинской, более половины потомков старых патрицианских еврейских семей приняло христианство. В Германии даже действовали общества по обращению евреев в христианство. Отступничество воспринималось как внешняя формальность, хотя некоторые более глубокие натуры как, например, Г. Гейне, сожалели о совершенном отступничестве. Другие,, как крещенный в детстве Маркс, открыто выражали свое пренебрежение и вражду к еврейству
Предполагается, что в XIX веке. во всем мире крестилось около 205 тыс. евреев (включая фактически насильственно обращенных кантонистов в России).
В царской России до 1917 г только крестившись можно было получить. доступ к определенным профессиям и государственной службе.. Однако ввиду того, что общественная и духовная сплоченность российского еврейства была сильна, отступники, перешедшие в христианство ради государственной службы, университетской карьеры и т. п., часто сохраняли свои связи с еврейством и подчеркивали свое еврейское происхождение. С другой стороны, были и такие отступники, которые становились яростными антисемитами.. Достаточно вспомнить лидера московского отделения черносотенной организации Союз русского народа В. Грингмута, редактора газеты «Московские ведомости».
Секуляризация западного общества во второй половине XIX века – XX веке превратила еврейское самоопределение из преимущественно религиозного в национально-историческое. Антисемитизм постепенно утрачивал религиозно-культурную мотивацию и приобретал расовый характер, что нашло наиболее сильное выражение в Холокосте, когда на уничтожение обрекались все, в чьих жилах течет еврейская кровь, безотносительно к вероисповеданию.
Тем не менее, явление отступничества не потеряло своей идеологической остроты, напротив, в отличие от чисто религиозной точки зрения, согласно которой отступник продолжает оставаться евреем, с точки зрения еврейского секулярного самосознания отступничество — акт, безоговорочно исключающий отступника из еврейского народа.

В России 60-х – 80-х годов прошлого века проблема еврейского отступничества приобрела весьма своеобразные очертания.
С одной стороны часть еврейской молодежи, жившей в атеистическом обществе с декларированным, но отнюдь не реализованным интернационализмом, стала ощущать себя евреями не только по паспорту, но и по внутренней сущности.
Если раньше в синагогах молились в основном старики, сохранившие связь с религией, то теперь там стала появляться молодежь. Создавались подпольные кружки еврейского религиозного образования, изучался иврит. В 90-е годы большинство этих неофитов отбыло в Израиль.
Но в то же самое время молодые и не очень молодые люди еврейского происхождения или полукровки, крестились и реализовывали свою духовную сущность в христианстве. Что толкало их на этот шаг? Говорить о культурной и социальной ассимиляции, как это было с еврейскими отступниками в Европе XIX века, здесь не приходится. Евреи вполне успешно существовали в русской культурной среде. А скрытую или явную дискриминацию по национальному признаку, которой они подвергались, акт крещения мог только усилить, коль скоро он становился явным. Так что же? Ощущение внутреннего протеста против атеистического общества с диктатом так называемой коммунистической идеологии? Но этот протест нередко оставался тайным, глубоко личным. Тяготение к доселе незнакомой, но чем-то притягательной сфере духовной жизни, которая свойственна русскому народу?
Но почему же не иудаизм, религия твоих предков? Там чужой трудный язык, чужая религиозная традиция, Нужен очень сильный национальный импульс, чтобы преодолеть эти препятствия. А православие в какой-то мере проникло в поры русской культуры, истории, во все, что так дорого и интересно всякому российскому интеллигенту, будь он хоть и еврей по паспорту.
Впрочем, все это предмет изучения историка российской общественной мысли, а я, не будучи в состоянии дать окончательный ответ на такой вопрос, могу только констатировать, что в моей среде было немало евреев или полукровок, крестившихся и в той или иной мере соблюдающих православную традицию.
Но интересно другое: еврейство породило не только христианских неофитов, но и немало священников, и в том числе таких, кто внес свой вклад в христианскую религиозно-философскую мысль. О них-то и пойдет речь.

Начнем с фигуры весьма яркой, с одного из высших иерархов католической церкви и главы этой церкви во Франции кардинала Люстиже.
Трудно представить себе судьбу более причудливую и удивительную, чем та которая была суждена этому сыну мелкого еврейского торговца, перебравшегося перед Первой мировой войной из польского Бенджина в Париж. Там у него в 1926 году родился сын нареченный Ароном.
Когда началась Вторая мировая и немцы оккупировали Париж, семья распалась. Сына отправили к христианским знакомым в Орлеан, отец бежал на юг, в неоккупированную часть Франции. Мать же осталась в Париже, надо же было кому-то сторожить лавку. Вскоре ее отправили в пересыльный лагерь Дранси, затем в Освенцим, где она и погибла. Отец же пережил войну, но контакт с сыном был утерян. Арон в 14-летнем возрасте принял крещение, несколько изменил на французский лад фамилию – не Люстигер, а Люстиже, добавил к своему родовому имени французское – Жан-Мари Люстиже, и стал глубоко верующим католиком.
Уже во время войны он окончил лицей в Орлеане, затем Сорбонну и Католический университет в Париже. И затем молодой христианский неофит зашагал по лестнице католической иерархии – приходский священник, Орлеанский епископ, и, наконец, в 1981 году – Парижский архиепископ, должность, означавшая главенство в церкви Франции. В этой должности он пробыл до 2005 года, когда вынужден был уйти по болезни в отставку и два года
Такая блестящая церковная карьера была следствием не только больших интеллектуальных способностей кардинала, но и особого благоволения папы Иоанна Павла Второго. Люстиже считался его фаворитом, поговаривали даже, что парижский архиепископ должен стать одним из кандидатов на римский престол. Некоторые видели некое предзнаменование.
в том, что будущий римский епископ происходит из того же народа, что и первый папа – апостол Петр.
Люстиже обладал славой выдающегося проповедника. При этом он стремился вести диалог не только с паствой, но и с современным миром, так как был убежден, что христианин должен уметь разговаривать на понятном языке о проблемах, волнующих мир, будь то бедность, безработица, экология и все, что угодно. Его беседы на радио «Notre Dame» пользовались большой популярностью, не меньшей чем его проповеди во время богослужений в соборе Парижской Богоматери.
Интересно, что кардинал никогда не скрывал своего еврейского происхождения и даже им гордился. Известный богослов, автор множества трудов, среди которых есть книга «Народ Бога», он никогда не переставал считать себя евреем, а евреев – избранным народом. В христианстве он видел вершину иудаизма..
Он заявлял: «Я родился евреем и евреем останусь, даже если многие считали это неприемлемым» . Свое крещение Люстиж не считал фактом отступничества и отрицания иудаизма, а, напротив, – полным завершением его. Он отвергал распространенное в католических кругах мнение, что Катастрофа являлась наказанием еврейскому народу, не принявшему Мессию – Иисуса. Люстиже полагал, что, с христианской точки зрения, понятие избранный народ в применении к евреям не утратило значения. Он заявлял: еврей – носитель избранничества, за что окружающие столь часто его отвергают и даже убивают.
Эти высказывания вызывали враждебность некоторых католических кругов, а также полемику в еврейской среде. Так, главный раввин Франции Жакоб Каплан утверждал в связи с высказываниями Люстиже: «Человек не может быть в одно и то же время христианином и евреем. Он должен сделать выбор».
Но кардинал продолжал твердить: «Я рождён евреем и остаюсь им, даже если это недопустимо для многих. Для меня призвание Израиля – нести свет к неевреям. Это моя надежда, и я полагаю, что христианство – средство для достижения этого».
Такая позиция главы католической церкви Франции вызывала смесь уважения и удивления. Тем не менее на памятной табличке в крипте собора Нотр-Дам, где был похоронен Люстиже написана следующая многозначительная цитата из его высказываний: «Я родился евреем. Мне дали имя моего деда – Аарон, я принял христианскую веру и был крещен, но как и апостолы, я остался евреем».
На его похоронах, помимо президента и премьер-министра Франции, присутствовали все лидеры еврейской общины, узники Холокоста.
Деревянный гроб с телом кардинала был установлен на площади перед собором Парижской Богоматери. Внучатый племянник Люстиже прочел 113-й псалом на иврите и французском и водрузил на гроб сосуд с землей, собранной на Святой земле. 83-летний Арно Люстигер, двоюродный брат кардинала, прошедший через ужасы нацистского
лагеря смерти, прочел Кадиш.
В дни, когда Франция хоронила своего христианского лидера, один публицист так прокомментировал это событие: «Итак, либеральное общество позволило еврею выбирать себе любой вариант еврейства, сионизм «доказал», что евреи являются нацией, а не конфессией, а нацисты объяснили, что еврейство есть прежде всего кровь и судьба. В этой ситуации появление христиан еврейского происхождения и с ярко выраженным еврейским самосознанием стало не только возможным, но и практически неизбежным. А поскольку среди евреев всегда хватало способных и талантливых людей, было бы странно, если бы хоть один из них не сделал головокружительную церковную карьеру».

А теперь обратимся к другой не менее яркой, чем Люстиже, фигуре, только реализовавшей себя не во французском католицизме, а в русском православии. Это священник, чьи труды и судьба, несмотря на то, что прошло 26 лет с момента его трагической гибели, и по сей день занимают умы россиян, как религиозных, так и секулярных.
Но прежде чем говорить о трудах, и пастырском служении этого человека, зададимся вопросом, каким образом сын Вольф Герш-Лейбовича Меня, правда переделавшего свое имя отчество на Владимира Григорьевича, и Елены Семеновны (Соломоновны) Цуперфейн превратился в протоиерея Русской православной церкви Александра Владимировича Меня.
Когда речь шла о кардинале Люстиже, там его христианизацию можно было объяснить стремлением к выживанию в условиях Холокоста, хотя кардинал уверял, что он пришел к христианству сам, читая в детские годы Евангелие. Но во время войны такое обращение детей в иную веру случалось не раз. Еврейские родители из страха за судьбу ребенка отдавали его в сердобольную христианскую семью, сами погибали, а в семье крестили дитя и затем воспитывали его в духе новой религии. Я сталкивался с такими ситуациями в Польше.
Но Александр Мень родился в 1935 году в Москве в семье обыкновенного советского инженера, безрелигиозного еврея. Однако имелась мать и эта идише мама была не просто глубоко верующей православной христианкой, но еще и принадлежала к катакомбной, не принимающей советский идеологический диктат церкви. Она-то и окрестила своего новорожденного сыночка с помощью духовного наставника, священника катакомбной церкви отца Серафима. И не только окрестила, но и в дальнейшем воспитывала его в духе христианских традиций. Но она-то, Елена Соломоновна Цуперфейн, как стала православной? На сей счет в семье имелась легенда о том, как бабушка Елены, жившая в конце XIX века в Харькове вдова с семью малолетними детьми заболела, судя по всему онкологическим заболеванием. И соседка уговорила ее пойти к приехавшему в Харьков знаменитому священнику, Иоанну Кронштадтскому, имевшему славу чудотворца. Отец Иоанн, выделил женщину из толпы почитателей и сказал ей следующее: «Я знаю, что Вы еврейка. Но вижу в Вас глубокую веру в Бога. Помолимся господу, и он исцелит Вас от вашей болезни» Он благословил ее, опухоль вскоре исчезла, а исцелившаяся стала христианкой.
Эта история, напоминавшая евангельские легенды о исцелении о обращении, тем не менее послужила импульсом для череды обращений в нескольких поколениях одной еврейской семьи. Бабушка воспитывала Елену, ставшей под ее влиянием страстно верующей христианкой. Елена в свою очередь крестила и соответствующим образом воспитывала сына, ставшего священником.
Научила ли мать сына держать свою веру в тайне от советского атеистического окружения? Видимо, нет ибо Александр, будучи студентом, был исключен из пушно-мехового института «за религиозные воззрения». Он поступил в ленинградскую духовную семинарию, окончил духовную академию и в 25-летнем возрасте стал священником. Но последующие 30 лет его служения в различных подмосковных приходах отнюдь не исчерпывались выполнением обязанностей приходского протоиерея.
Уникальное сочетание широкой эрудиции, открытости к светской культуре, науке, к другим конфессиям, нехристианским религиям выдвинули Меня в число ведущих христианских проповедников России. Так же как и Люстиже он считал, что проповедник должен говорить с паствой о волнующих ее проблемах на понятном языке. И также как кардинал, с которым он кстати состоял в переписке,он не мог не писать книг, выражающих его христианскую позицию.
Но Мень жил отнюдь не в том демократическом обществе, как Люстиже и к тому же не обладал высоким саном, оставался всю жизнь скромным приходским священником. Поэтому его книги положили начало христианскому самиздату и тамиздату, ходили по рукам и издавались за рубежом вплоть до перестроечных восьмидесятых годов, когда они стали издаваться и в России.
Главные труды Меня – книга об Иисусе «Сын Человеческий», а также шеститомная серия «В поисках пути, истины и жизни», в которой автор рассматривает историю нехристианских религий как путь к христианству в борьбе магизма и единобожия. Популярны также его книги «Таинство, слово, образ», «Как читать Библию?», переведенные как и другие его труды на многие европейские языки.
Он обладал удивительным даром общения, особой притягательной силой, к нему тянулись не только простые прихожане, но и представители творческой интеллигенции, диссиденты, В его скромной деревенской церкви можно было встретить Александра Исаевича Солженицына, чьим духовником он был, Фазиля Искандера, Александра Галича, Надежду Мандельштам, известного философа и культуролога Сергея Сергеевича Аверинцева.
После смерти Меня Аверинцев писал: «Специальным объектом миссионерских усилий отца Александра стало совсем особое туземное племя, которое зовется советской интеллигенцией. Племя со своими понятиями и преданиями, со своими предрассудками, по степени дикости в вопросах религии подчас превосходящее (и уж подавно превосходившее лет тридцать назад) самые дикие народы мира. Племя, с которым миссионер должен разговаривать на его собственном туземном языке; если нужно – на сленге».
За этой иронической сентенцией стоит понимание роли Меня в религиозном просвещении интеллектуального сословия России.
Особенно активна и плодотворна была его деятельность в последние годы его жизни, совпавшие с перестройкой.
Он стал одним из основателей Российского библейского общества, Общедоступного православного университета, журнала «Мир Библии», активно поддерживал благотворительную деятельность, стоя у истоков создания Группы милосердия при Российской детской клинической больнице, которая впоследствии была названа его именем.
Смерть его была ужасна. Его зарубили топором по дороге со станции в храм ранним утром 9 сентября 1990 года, забрав портфель. Следствие тянулось долго и было странным, пропадали вещественные доказательства, появлялись какие-то странные люди, бравшие вину на себя, но потом это оказывалось самооговором. Версии возникали разные – сатанисты, КГБ, ненавистники из числа клира… Ни мотивы преступления, ни убийца так и не были найдены.
Надо сказать, что гибель Александра Меня была воспринята как национальная трагедия. Память о нем живет в обществе. Книги его переиздаются, существует фонд и премия его имени. О нем снимают фильмы, пишут книги, его прихожане в разных слоях общества отмечают памятные даты своего учителя.
Популярен он и за рубежом. Кардинал Люстиже, откликнувшийся на смерть горестным посланием, сказал, что несмотря на то, что он видел отца Меня всего один раз, он ощутил интеллектуальное и духовное сияние, исходившее от этого человека.
Интересна судьба его детей. Дочь Елена стала иконописцем, а сын Михаил сделал политическую карьеру в ельцинско-путинские времена, был ивановским губернатором, а сейчас является министром строительства и жилищно-коммунального хозяйства России.

Пора переходить к следующей фигуре нашего рассказа. На сей раз это один из высших иерархов Русской православной церкви митрополит Иларион.
Много лет назад я прочитал в «Новом мире» повесть Валерии Алфеевой «Джвари». Так назывался грузинский монастырь, в который молодая писательница приезжает из Москвы вместе с сыном, 15-летним подростком, юным музыкантом, проникнутым религиозным чувством и мечтающим стать монахом. Повесть, как мне показалось,была написана по автобиографическим мотивам и запомнилась мне и темой, и проникновением в психологию монашества. И вот спустя несколько десятков лет, я читая биографию Илариона, узнаю, что в миру его звали Григорий Валерьевич Алфеев и что он сын той самой писательницы, изобразившей его таким славным и чистым душой подростком.
Но почему он носит фамилию матери, ведь был же и отец. Да отец, разумеется, имелся, звали его Валерий Григорьевич Дашевский, был он ученым-химиком, евреем по национальности. Получается, что митрополит Иларион по отцу еврей, но в отличие от кардинала Люстиже он об этом никогда не упоминал, да и русская православная церковь не афишировала, что один из ее высших иерархов полукровка. Обычно этот факт использовали в своих полемических дискуссиях лишь оппоненты и конкуренты Илариона, не согласные с его свободой богословских выступлений. Между тем в гнесинской музыкальной школе, где он учился, его знали как Гришу Дашевского. Видимо, смена фамилии произошла позднее.
Но не будем углубляться в эту национальную тему. Вырастая, Гриша Дашевский проявил блестящие способности в музыке, в богословии, в церковной дипломатии и многих других слагаемых этой яркой личности.
Первоначально казалось, что ему на роду написано быть музыкантом. После гнесинской школы он поступил в Москвоскую консерваторию, на факультет композиции. Но через несколько лет оставил консерваторию, вернувшись к музыкальному сочинительству лишь многие годы спустя,,уже будучи иерархом православной церкви. Его «Рождественская оратория», «Страсти по Матфею», «Божественная литургия» и другие сочинения духовной музыки исполняли лучшие оркестры и певцы как России, так и зарубежных стран. Но это будет уже в нулевые годы, а тогда в юности, в восьмидесятые годы (он родился в 1966 году и стало быть сейчас ему исполняется пятьдесят) Григорий Алфеев (тогда еще он носил мирское имя) оставляет консерваторию и
совершает постриг в монашество.
Дальнейший путь его идет в русле церковной карьеры. Недолгое пастырское служение в сельском храме в Литве, которому предшествовало заочное обучение в Московской духовной семинарии и академии. После аспирантуры и получения степени кандидата богословия он преподает там различные религиозные дисциплины – искусство проповеди (гомилетику), догматическое богословие, древнегреческий язык. Что касается языка, то он полиглот, – свободно владеет тремя европейскими и древними языками. Всем этим он пользуется в своей дальнейшей исследовательской и переводческой деятельности.
В Оксфорде он работает под руководством известного православного богослова и становится доктором философии. В это же время он пишет свои известные богословские труды: «Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие», выдержавшее девять изданий в России и переведенное на четырнадцать языков, монографии, посвященные жизни и учению отцов церкви. исследование «Христос – победитель ада» и другие работы. Идет и иерархический рост – игумен, епископ, архиепископ, самый молодой митрополит в русской церкви.
Развиваются и его межцерковные связи. Он управляет рядом зарубежных епархий, возглавляет представительство РПЦ при европейских международных организациях в Брюсселе, участвует во всех встречах Евросоюза с религиозными деятелями Европы. И наконец в 2009 году становится председателем отдела внешнецерковных связей РПЦ, своего рода министром иностранных дел церкви. Ранее вплоть до своего избрания патриархом этот пост занимал Кирилл.
Такая стремительная церковная карьера может объясняться многообразными талантами и разносторонней эрудицией молодого иерарха, в чем ему не могли отказать даже недруги, но и поддержкой патриарха Кирилла, с которым Иларион связан многолетними тесными отношениями. Можно предположить, что патриарх видит в умном, обладающим европейскими связями митрополите олицетворение либерально-реформаторского начала, которое надо поддерживать в противовес влиянию консервативных круов, с которыми также необходимо считаться.
Деятельность, как богословская, так и дипломатическо-административная Иллариона вызывает неприязнь этих консервативных кругов. В чем только не обвиняют митрополита его оппоненты – в близости к католицизму и новом экуменизме, в умалении и искажении святоотеческого наследия и снисходительности к древним ересям.
Конечно же, не обходят критики Илариона и тему происхождения митрополита, усматривая в нем едва ли не главную причину его религиозного вольномыслия. Вот как завершает свою статью «Антицерковные концепции», представляющую собой свод прегрешений митрополита, православный журналист Андрей Рогозянский.
«Конечно же, во Христе нет ни элина ни иудея. Однако, когда речь заходит о митрополите Иларионе и подобном ему священноначалии, то здесь стоит отметить эту самую национальность, которая появляется всегда в эпицентре любых церковных, политических и общественных перипетий. Назвать митрополита Илариона братом во Христе – не повернется язык у многих думающих православных.
Настоящая фамилия митрополита – Дашевский (по отцу). Во всей своей деятельности Иларион проявил себя не как православный пастырь, а как политик-дипломат, активнейший сторонник унии с католичеством. То есть в лице этого влиятельного и многоталантливого иерарха, поощряемого самим патриархом Кириллом, мы видим активнейшего двигателя апостасии (отступничества) в православии. И одной из основных причин такой его устремленности можно предположить его еврейское происхождение. Ибо существует множество других примеров такой же «реформаторской» деятельности клириков еврейского происхождения (начиная с отца Меня), так что это примечательное явление не случайно и не может быть просто замолчано под стыдливым предлогом «политкорректности» или из опасения быть обвиненным в так называемом «антисемитизме», оно нуждается в честном откровенном анализе и объяснении».
Вот такие страсти кипят в русской православной церкви…

До сих пор мы говорили о священниках еврейского происхождения весьма известных как в своих церквах, так и в секулярном мире. И Люстиже, и Меня, и Илариона можно считать христианскими лидерами своего общества. Теперь же речь пойдет о пастырях менее заметных, но не менее ярких и подчас бросающих вызов христианскому истеблишменту.
В 1982 году двадцатилетний студент-химик Ленинградского университета Вадим Лурье принял крещение в православие. Что побудило этого молодого еврея к такому шагу, сказать трудно. Но то, что человек он был незаурядный и склонный к духовным исканиям, подтверждают последующие факты его биографии.
Кроме химфака он учился на филологическом факультете того же университета, изучал древнегреческий, сирийский, эфиопский и другие древние языки, что было важно для его дальнейшей работы, не имеющей отношения к химии. Он стал патрологом (патрология – учение об отцах церкви), церковным историком, византинистом, философом, автором книг «Призвание Авраама. Идея монашества и ее воплощение в Египте», «История византийской философии», «Русское православие между Киевом и Москвой», защитил докторскую диссертацию по философии.
Но помимо занятий наукой он ведет богослужебную деятельность, на протяжении многих лет является членом петербургского ирихода храма святой Елизаветы (имеется ввиду великая княгиня Елизавета Федоровна, канонизированная Русской православной церковью). Здесь он принимает монашеский постриг под именем Григория. А когда настоятеля храма Александра Жаркова трагически убивают (убийцу как в случае с Александром Менем не нашли), становится настоятелем этого храма в сане игумена.
Между тем приход еще при Жаркове переходит под юрисдикцию русской православной церкви за рубежом, которая еще в двадцатые годы прошлого века отделилась от московского патриархата, считая, что он порабощен большевистским режимом. Соответственно на территории России возникает катакомбная потаенная церковь, разделяющая позицию зарубежной. Наследницей катакомбной стала полагать себя Российская православная автономная церковь, куда затем переходит приход храма святой Елизаветы во главе со своим настоятелем.
Как видите, в центре всех этих перипетий стоит вопрос о подчиненности церкви мирской власти, весьма болезненный и сейчас, когда речь идет об отношениях московского патриархата с путинским режимом.
Казалось бы, игумен Григорий обретает себя в близкой ему по духу независимой церкви, но тут его подводит пытливость характера и страсть к исследованиям. Он с увлечением занимается историей религиозного движения имяслвавцев, афонских монахов, утверждавших, что Бог незримо присутствует в божественных именах. Это движение в начале прошлого века было признано русским православием еретическим. Но научная увлеченность со стороны Григория этим движением дала повод обвинить его в ереси и лишить сана, что в свою очередь привело к расколу среди автономистов.
Два епископа, поддержавших игумена, вместе с ним создали новую религиозную организацию под названием «Архиерейское совещание русской православной автономной церкви», рукоположив Григория в епископы и избрав его председателем.
Другого священника автономной церкви зовут Михаил Викторович Ардов. Он сын известного советского писателя- юмориста Виктора Ардова (настоящая фамилия Зигберман) и актрисы Нины Ольшевской, ближайшей подруги Анны Ахматовой, сводный брат знаменитого артиста Алексея Баталова.
Детство и юность его прошли в элитарной литературной среде, в квартире на Ордынке, где часто жила великая русская поэтесса. Окончив факультет журналистики МГУ, Михаил занимался литературной поденщиной и вдруг в почти тридцатилетнем возрасте окрестился и стал дьяконом в церкви на Ордынке. Прослужив в этом храме 13 лет, он был в 1980 году рукоположен в священники и начал службу в сельских приходах Ярославской и Московской области.
В 1993 году он совершил ту же трансформацию, что и Григорий Лурье – вышел из юрисдикции Московского патриархата и перешел в Русскую зарубежную церковь.
А затем Ардов вслед за митрополитом Валентином Русанцовым, в епархии которого служил, ушел в раскол, стал протоиереем возглавляемой Валентином автономной церкви, являясь настоятелем храма Святых царственных мучеников на Головинском кладбище, что на северо-западе Москвы. Он не оставляет литературной деятельности, написал книжку «Заметки кладбищенского попа» (видите, какая самоирония – назвать себя попом), ряд мемуарных сочинений.
А вот другой сельский поп – Георгий Михайлович Эдельштейн. Он родился в семье со смешанными польско-еврейскими корнями и как некоторые другие персонажи нашего рассказа крестился в 20-летнем возрасте, что не помешало ему окончить педагогический институт и стать со временем доцентом и заведующим кафедрой иностранных языков.
С юных лет его томила мечта стать священником, он 23 года добивался рукоположения, обращался к разным архиереям в разных городах, просил принять на любое церковное послушание. В ответ слышал, что нет вакансий, а потом поясняли, что уполномоченный по делам религии никак не велит таких рукополагать, особенно если с высшим образованием.А тут еще и еврей, то есть человек с неспокойным характером.
Лишь в 1979 году, когда Эдельштейну было 47 лет, епископ Курский Хризостом, один из самых либеральных иерархов РПЦ рискнул рукоположить «неспокойного доцента с подозрительной фамилией», как писал отец Георгий в своих «Запсисках сельского священника»
Ему дали глухой сельский приход с полуразрушенным храмом на границе Курской и Белгородской области, а потом перевели под Кострому, где он до сих пор и служит.
А что касается характера, так он у него и правда беспокойный. Еще будучи мирянином, он участвовал в диссидентском движении, подписывал письмо протеста против подавления властью прав и свобод верующих. Так что немудрено, что ему столько лет отказывали в рукоположении в священники.
Интересно, как в этом религиозном контексте складывалась судьба его сына Юлия Эдельштейна, нынешнего спикера израильского кнесета, а до того занимавшего разные министерские посты в Израиле. Как пишет его отец, Юлий был крещен в православной вере, ходил в церковь, но в 1979 году был арестован отец Дмитрий Дудко, к которому он был близок. Не выдержав кагэбешного нажима, этот священник покаялся по телевидению, что произвело такое ужасное впечатление на Юли, что. он даже,,по словам отца, упал в обморок. И после этого обратился иудаизм, изучил иврит, ходил в синагогу, вскоре был арестован, получил срок и едва не погиб в лагере на лесоповале. В конце концов, его отпустили в Израиль, где он сделал политическую карьеру, основав вместе с Щаранским партии. «Исраэль ба алия», которая затем вошла в «Ликуд».
Когда он избирался в первый раз в кнессет его спрашивали, правда ли, что его отец православный священник и еврей ли он. Когда его спросили об этом в пятый раз, он сказал, что готов расстегнуть штаны и доказать свое еврейство.
Как странно распоряжается судьба. Георгий Эдельштейн дружил с Менем, и у обоих этих православных священников еврейского происхождения сыновья – министры. Только у одного израильский, а у другого – российский.
Последний герой нашего рассказа отец Александр Геронимус, священник и богослов. Биография его типична для христианского неофита. Москвич, выпускник мехмата МГУ, кандидат физ-мат наук, он лет до тридцати вел обычную жизнь московского интеллигента. Что побудило его принять крещение и поступить в духовную семинарию, сказать трудно. Видно, был какой-то духовный импульс. Во всяком случае отец (я знавал его), ученый-математик был человек безрелигиозный.
В 34 года Александр Геронимус был рукоположен в священники тем же архиепископом Хризостомом, который рукополагал Эдельштейна, и отправился в сельский храм в Белгородской области.
Его богословские интересы (а протоиерей Геронимус был кандидатом богословия) сосредотачивались на проблеме исихазма – христианского мистического мировоззрения, составлявшего основу православного аскетизма. К тому же, будучи математиком и философом он не отказывался ни от науки, ни от веры, стремясь к оправданию науки в глазах веры и веры в глазах науки.
К сожалению, он рано умер, едва перевалив через 60-летний рубеж.

Мы рассматривали труды и судьбы семерых христианских священников еврейского происхождения. Можно было бы расширить этот круг, рассказать об отце Илье Лимбергере, настоятеле православного храма в Штутгарте, сыне моего старого друга Анатолия Лимбергера, отце Якове Кротове, ведущем передачу «С христианской точки зрения» на радиостанции «Свобода» и о других иереях, в чьих жилах течет еврейская кровь.
Но уже раскрытые биографии позволяют нам сделать некоторые выводы, увидеть общность судеб и характеров этих людей. Общность подхода к своему религиозному служению.
Многие из них крестились в достаточно осмысленном зрелом возрасте, а затем обретали себя в священстве. И опять-таки, повторю, почему не в иудаизме, к которому, казалось бы, их должно было толкать происхождение? Но напомню, что в Советском Союзе они жили в безрелигиозной среде и обращение к религии, будучи формой протеста против атеистического диктата можно было рассматривать как своего род политический протест. Православие представлялось им наиболее близким, открытым для их восприятия учением, которым пропитана близкая им русская культура.
Иудаизм с его языком и ритуалами был далек от их духовного мира, их интеллектуальных притязаний. Нужна было проделать огромную образовательную работу, чтобы проникнуть в его сущность, понять его глубину. Нельзя забывать еще и то обстоятельство, что христианство имеет свою немалую притягательность, это столетиями разработанное глубокое религиозное учение.
Между тем, придя в православие, наши неофиты сохраняли в себе ощущение протеста, в какой -то мере реализуя его в обретенной религии. А высокий интеллектуальный уровень, которым они, как правило, обладали, заставлял их не просто выполнять свои священнические обязанности, но и заниматься богословием, исследовать истоки веры, писать, проповедовать более глубоко, чем это делали обычные священники.
Посмотрите на иерархов, о которых шла речь выше, что ни священник, то богослов, блестящий проповедник, писатель, диссидент, искатель истины не традиционным путем. Таков Мень, таков Лурье, да и Люстиже, бросающий вызов традиционным воззрениям католицизма своим отношением к иудаизму.
Придя в христианство эти люди вносили в него дух вольномыслия, либерализма, экуменических поисков, что не могло не вызывать сопротивления консервативных кругов. И понятно, что эти охранительные круги, которым изначально присущ антисемитизм, усматривали в позициях христианских неофитов еврейскую угрозу.
Думается, что еврейский национальный характер и в самом деле играл определенную роль в этой ситуации. Но ведь этот национальный характер в свое время породил христианство.
Можно понять изумление простодушной прихожанки епископа Луки, узнавший что ее Бог еврей.
И в заключение нашего разговора – анекдот. Еврей приходит к раввину со своей бедой: сын крестился. Раввин его утешает: что поделаешь, у их Бога те же проблемы.
Вот и у нас, евреев, те же проблемы.

К содержанию