Михаил Румер (Персональный сайт)

– Вы верите в Бога?
– Не знаю. А что такое Бог?

В религиозном смысле вера означает признание существования Бога. Дальше, естественно, возникает вопрос, поставленный участником диалога, приведенного в эпиграфе: «А что такое Бог?» Высшее сверхъестественное существо? Безличная сила, присущая природе? Перводвигатель, первопричина мира, его создатель, предоставивший миру далее развиваться по естественным законам? Ответ зависит от исповедуемого религиозного учения – теизма, пантеизма, деизма.
Что такое теизм? Термин возник от греческого «теос» – Бог. Это религиозное мировоззрение, исходящее из понимания Бога, как абсолютной личности, пребывающей вне мира, свободно создавшего его и действующего в нем Такое понимание Бога характерно для христианства, иудаизма и ислама.
Пантеизм отождествляет Бога и мировое целое, Бога и природу. Пантеистом был Спиноза, это же восприятие Бога характерно для разных мистических учений средних веков. И наконец, деизм, который признает Бога как мировой разум, создавший мир, природу и давший ей законы, запустивший движение, но более не вмешивающийся в ход событий.
Но даже в рамках одной религии – иудаизма – представления о Божестве многогранны. В библейском смысле это властелин Вселенной, творящий мир и охраняющий свое творение.
Но в каббале, пытающейся ответить на исконный вопрос о взаимоотношениях Бога с сотворенным им миром, Божество воспринимается двояко. Это с одной стороны Бог в себе, сокрытый в глубинах своего бытия и обозначаемый словом «эйн-соф» (бесконечность) – непознаваемая первопричина бытия, не заключающая в себе персонального начала и отвергающая возможность восприятия Его как личности.
Но с другой стороны каббала представляет себе также и открывшегося Бога, творящего и охраняющего свое творение, предусматривающего любовь и личную преданность ему, доверие как устроителю жизни верующего, руководителю и спасителю в различных конкретных ситуациях, что является важными слагаемыми веры.
Для каббалистов эти два аспекта не противоречат, а дополняют друг друга.
Помимо личного отношения к Богу в вере психологически присутствует принятие определенных догматов – утверждений о бытии и природе божества, о том, что есть благо и зло для человека, и решимость придерживаться этих догматов. Такой духовный настрой требует восприятия Бога как некоего Демиурга, «творца и отца этой Вселенной».
А как быть с голосом разума, его попытками испытать веру с помощью рационализма? Тут могут быть три ответа. Первый: «верую, чтобы понимать», то есть догматы веры предстают перед разумом как не подлежащие доказательству аксиомы, становящиеся исходной точкой для логических умозаключений. Второй: «понимаю, чтобы веровать». В данном случае предпринимается попытка умозрительно обосновать эти догматы, а порой и рационалистически переосмыслить. И, наконец, третий: «верую, ибо нелепо». Здесь декларируется полный разрыв веры с разумом.
Эти три формулы обозначают магистральные направления религиозной мысли, проходящие и через иудаизм, и через христианство, и через ислам. От крайнего фидеизма, то есть примата веры над разумом, свойственного Тертуллиану до рационального пантеизма Спинозы – таков спектр религиозных концепций в истории веры.
Это противостояние проявляется и в иудаизме. Иегуда Галеви полагает сущность веры в признании того, что доктрины Писания основаны на авторитете, они – результат Божественного откровения. Маймонид же считает, что в основе более совершенной формы веры должно лежать доказательство, логическое умозаключение.
Основная идея иудаизма – поклонение невидимому Богу – была философской по своему существу. Интересно, что философски образованные греки, впервые посетив Палестину, называли евреев «сирийскими философами». Не отличая иудеев от их сирийских соседей, они тем не менее восприняли иудаизм, как философию. И первые переводчики Библии на греческий усматривали философский смысл иудейской религии в том, что Бог здесь воспринимается как невидимое и чисто духовное Существо, не имеющее никакой формы.
Что представляют собой аксиоматические принципы, которые лежат в основе иудейской религии? Это прежде всего положение о единстве Бога, то самое «Шма Исраэль…» – «Слушай Израиль, един наш Бог…», который верующий еврей произносит всю жизнь до самого смертного часа.
Вместе с тем по всем книгам Пятикнижия рассредоточены принципиальные атрибуты Божества, лежащие в основе веры: Бог есть, Он един и несравненен, всесилен и вездесущ, всезнающ и вечен. В своем могуществе Он сотворил Вселенную актом воли, говорится в книге Бытия. Своей любовью Он продолжает поддерживать ее, утверждается в Псалмах. Он – Бог справедливости и любви и святость его проявляется в нравственно- этической сфере. И вот Он дает десять библейских заповедей, знаменитый декалог, представляющий собой свод этических и религиозных предписаний о поведении человека.

Говорят, что религиозные евреи, идучи на смерть в нацистских лагерях уничтожения, пели «Ани мааним» – молитву, основанную на тринадцати догматах веры, сформулированных Маймонидом. Каждая из тринадцати частей молитвы начинается формулой «ани мааним бе-эмуна шлема» – «верую полной верой». Пели же перед смертью обычно двенадцатый догмат: «Верую полной верой в пришествие Мессии, хотя он и медлит. При всем том я каждый день надеюсь, что он придет».
Вера в пришествие Мессии лишь часть догматического комплекса Маймонида. Остальные его слагаемые можно свести к трем основным категориям.
1.Бог, Его существование, единство, бестелесность, вечность и запрещение идолопоклонства.
2.Закон, пророчество, неповторимость пророчества Моисея, Божественное происхождение письменного и устного Закона, его вечность и неизменность.
3. Верования о награде и наказании, вездесущность Бога, Божественное воздаяние за добро и зло, и, наконец, приход Мессии и воскресение мертвых.
Изложив в своей знаменитой книге «Повторение закона» («Мишне Тора») главные догматы еврейской веры, Маймонид определил также нравственные обязанности, вытекающие из этих догматов для каждого человека.

У этого великого философа много имен. На европейских языках его знают как Маймонида. В еврейской литературе как Рамбама – аббревиатура слов «рабейну (наш учитель) Моше бен Маймон». В арабской литературе он известен под именем Абу Имран Муса бен Маймун ибн Абд-Алла аль Куртуби, в древнерусской – как Моисей Египетский. Слава его разнеслась не только в еврейском, но и в мусульманском, христианском мире, а личность и труды вызывали яростные споры, доходившие до проклятий и сожжения книг.
В 2004 году отмечался 800-летний юбилей со дня его смерти. Какого масштаба и звучания должны быть личность и труды человека, чтобы восемь столетий спустя после его смерти цивилизованный мир вспоминал о нем и отдавал дань его заслугам.
Необозрима вереница лет, уводящая нас в глубины времени, в декабрь 1204 года, когда под Каиром скончался придворный врач султана и руководитель еврейской общины Египта Моше бен Маймон. Его останки перевезли в Палестину и погребли в Тверии, где могила и по сей день служит объектом паломничества.
Что же сделал этот человек? Прежде всего, он выдающийся кодификатор Устного Закона. Что это значит? Дело в том, что к XII веку многотомный Талмуд представлял собой огромную и беспорядочную массу законов, нравоучений, сводов научных знаний, на изучение которых надо было затратить целую жизнь. Более того, творцы Мишны и Гемары – этих двух частей Талмуда – нередко противоречили друг другу, и вывести из их мнений и рассуждений точные правила повседневной жизни было довольно трудно. И вот Маймонид поставил перед собой задачу классифицировать всю талмудическую и послеталмудическую литературу и на основании Библии и Талмуда составить полный свод еврейских законов и поучений, дав руководство по решению спорных вопросов в области права и ритуала.
Его капитальный, состоящий из четырнадцати книг труд «Повторение закона» («Мишне Тора») выполняет эту задачу. Тем самым была заложена основа для составления последующих кодексов и доведения законодательства и ритуала, регулирующих жизнь рядового еврея, до его сознания. Благодаря своду законов Маймонида талмудическое законодательство окончательно утвердилось среди евреев, а «Мишне Тора» сделалась необходимым пособием для всякого раввина, судьи и главы общины.
Собственно, одной лишь этой книги достаточно для того, чтобы стать главным делом жизни законоучителя. Но есть ведь еще другой великий труд, оставивший след в духовной жизни человечества, – «Путеводитель растерянных» («Море небухим»), где Маймонид предстает во всей глубине и остроте своей философской мысли.
Что означает такое странное название? «Назначение этого сочинения, – пишет Маймонид, – поощрение понимания истинного духа закона и руководство теми верующими, которые, оставаясь верными Торе, изучали вместе с тем философию и поражены противоречиями между истинами философии и буквальным смыслом Торы». Вот откуда состояние растерянности.
Другой вариант перевода названия этого труда, в котором мыслитель поставил перед собой задачу примирить истины откровения с истинами разума, «Наставник колеблющихся».
Как верующий еврей Маймонид преклоняется перед учением Моисея и пророков, как мыслящий человек, признает учение Аристотеля и других греческих философов. Основная мысль книги состоит в том, что чистая религия и чистый разум во всем согласны между собой. И религия, и разум признают существование Бога, как причины или начала всякого Бытия и стремятся довести человека до высшего совершенства. Подобно другим философам, сформировавшим западную мысль,– Филону Александрийскому и Фоме Аквинскому – Маймонид, стремился согласовать основанный на вере сакральный мир Писания и мир греков, запечатленный в различных философских системах, согласовать Афины и Иерусалим.
«Море небухим» явилось венцом как еврейского вероучения, так и еврейской средневековой религиозной философии. И недаром эту книгу изучали не только евреи, но и христиане (в латинском переводе), и мусульмане.
Если в «Мишне Тора» перед нами выдающийся кодификатор Закона, жесткий и точный вероучитель, то в «Море небухим» – философ, искатель истины, наставник колеблющихся. Есть еще и третий лик – духовного руководителя народа, горячо любящего его и наделенного чувством ответственности за его судьбу. Многочисленные респонсы – письменные разъяснения по различным правовым вопросам – отражают центральную роль Маймонида в общинной жизни евреев, как Египта, так и других стран. Некоторые из них – поразительные человеческие документы, отражающие гуманизм и широту мышления их автора.
Именно таков респонс, направленный нормандцу-прозелиту (новообращенному) Овадии, спрашивающему может ли он считать себя евреем в полном смысле этого слова. Проникаясь чувствами этого одинокого и неуверенного человека, Маймонид пишет ему, что никакой разницы между евреем по рождению и тем, кто принял еврейство, нет. Авраам – отец всех праведных, всех идущих его путями.
Но и этим не исчерпывается облик Маймонида. Он еще и выдающийся врач, последователь Гиппократа и Галена, осуждающий применение чар, заклинаний и амулетов, высказывающийся против слепой веры в авторитеты и поощряющий в своих учениках склонность к наблюдению и критическому размышлению. Сохранились многие медицинские сочинения Маймонида и в том числе «Трактат об астме».
Как он успевал все – писать, лечить, руководить общиной? В одном из писем Маймонид рассказывает о том, как проходит его день: «Султан живет в новом Каире, а я в Фостате (старом городе). Ежедневно по утрам я обязан являться ко двору. Если заболеет султан или кто-либо из жен или детей его, я остаюсь там почти целый день. Но и в те дни, когда все благополучно, я могу возвращаться в Фостат только после полудня. Там я уже застаю в прихожей своего дома массу людей – магометан и евреев, важных особ и простолюдинов, судей и чиновников, дожидающихся моего возвращения. Я слезаю с осла, умываюсь и выхожу к ним, извиняясь и прося их подождать, пока я что-нибудь поем. Затем выхожу к больным, чтобы лечить их, и прописываю рецепты. Вечером я чувствую крайнюю усталость и все-таки веду ученую беседу, иногда до двух часов ночи. Только по субботам я имею возможность беседовать с членами общины и давать им наставления на всю неделю».
Подобная многогранность образа, которую впоследствии называли ренессансной, характерна для многих выдающихся евреев средневековой Испании и Востока. Они были часто врачами, министрами и одновременно учеными талмудистами и руководителями общин. Как вырабатывался такой характер?
Жизнь Маймонида была полна скитаний и тяжелых испытаний, характерных для евреев того времени полного как исламского, так и христианского фанатизма. Он родился в 1135 году, в мусульманской части Испании, в Кордове, где его отец был духовным судьей общины и выдающимся талмудистом. Испанское еврейство той поры жило напряженной духовной жизнью, выдвинув из своей среды множество великих ученых, философов и поэтов. И юный Маймонид полностью использует возможности этой среды для своего образования, много читает по-арабски и по-еврейски, ревностно изучает Талмуд, философию, естественные науки.
Вскоре Кордова подпадает под власть мусульманских фанатиков-альмахидов, и семья вынуждена покинуть город, переселяется в Северную Африку, в город Фес, на территорию нынешнего Марокко. Однако и там их преследует требование принять ислам или умереть. Приходится предпринять полное опасностей морское путешествие, чтобы попасть в Палестину. Но здесь владычествуют крестоносцы, чей религиозный фанатизм не уступает мусульманскому. В конце концов, семья поселяется в Фостате под Каиром, где, судя по всему, проявлялась некоторая веротерпимость, а победитель крестоносцев султан Саладин имел славу просвещенного властителя.
Здесь семью ожидает разорение: во время кораблекрушения погибает младший брат Маймонида, а вместе с ним гибнет и все его состояние, заключавшееся в бриллиантах, которыми он торговал. Помощь брата давала Моисею спокойно заниматься духовной и литературной деятельностью. Приходилось искать средства существования, и молодой раввин становится врачом, да каким – одним из лучших медиков своего времени, получившим в конце концов приглашение ко двору Саладина. Говорят, что подобное предложение ему делал и Ричард Львиное сердце, но Маймонид предпочел христианскому двору мусульманский.
Поразительна судьба творений Маймонида. Его законченная религиозно-философская система, согласующая иудаизм и философию, была определенным этапом на пути духовного развития человечества, где рациональное начало конфронтировало с мистическим, а Божественная мудрость противопоставлялась мудрости человеческой. В «Мишне Тора» традиционалисты видели попытку заменить изучение Талмуда, составлявшее смысл существования многочисленных духовных академий (иешив), систематическим кодексом, подменяющим иудейскую духовную образованность. Но еще больше споров, начавшихся еще при жизни философа и продолжившихся после его смерти, вызывала «Море небухим» – эта вершина средневекового духовного рационализма. Они касались отношений между разумом и рационалистической философией с одной стороны и верой и традицией – с другой.
Это была борьба двух мировоззрений, различных как в религиозном, так и в этическом смысле. Противники Маймонида укоряли его сторонников в том, что они относятся с большим уважением к греческой философии, чем к талмудической мудрости, пренебрегают религиозными предписаниями, уверив себя в том, что им известен сокровенный смысл этих предписаний, что они переступают границы дозволенного в своих аллегорических толкованиях Священного писания. В ответ слышались обвинения в том, что противники Маймонида препятствуют научно-философскому постижению природы и Торы, которое является единственным источником религиозного познания, что они в своих верованиях отступают от монотеизма. Собственно, и возникновение каббалы, этого великого мистического учения, впитавшего в себя антиаристотелевское начало, содержавшееся в неоплатонизме, было ответом на распространение маймонидовского рационализма. Здесь шел извечный спор между верой и разумом, который в разных интеллектуальных обличьях продолжается и по сей день.
И недаром уже в XX веке в еврейской мысли получила хождение теория оппозиции двух начал национальной еврейской истории: демократической «религии чувства» и «умственного аристократизма»– рационализма. Если в XIII веке против философии Маймонида и «сухой схоластики Талмуда» выступала мистическая каббала, то XVI – XVIII веках эта оппозиция выступала в сочинениях Спинозы с одной стороны, и в мессианских движениях и хасидизме – с другой. Можно продолжить подобного рода сопоставления, напомнить о том, что в нынешние времена мессианские чаяния народа воплотились в политическом сионизме, что еврейская мысль породила религиозный экзистенциализм Шестова и Бубера… Но боюсь, что стремление к сопоставлениям заведет нас на хрупкую почву заданности и натянутых аналогий.
Возвращаясь к Маймониду, скажем в заключение, что его литературное наследие становится все более доступным для русскоязычного читателя. Возрождение после более чем полувекового перерыва русской иудаики привело в возникновению в Израиле и России школы философов, историков и теологов, чьими стараниями появляются новые переводы Маймонида. Помимо антологии Рамбама, изданной в «Библиотеке Алия», издательство «Гешарим» совместно с обществом «Маханаим» выпустило в переводе М. Шнейдера «Путеводитель растерянных». Думаю, что работа по доведению наследия Рамбама до русскоязычного читателя продолжится.

Конец жизни этого великого еврейского поэта и религиозного мыслителя трагичен. Живя в средневековой Испании, то в христианской, то в мусульманской ее части, он долгие годы мечтал о Святой земле. И, наконец, на склоне лет, оставив любимую дочь и внука, друзей и богатство, собрался туда. Преодолев неисчислимые трудности и опасности, он добрался до Александрии и оттуда отплыл в Палестину. Далее, как гласит легенда, произошло следующее. У ворот Иерусалима он в слезах приник к земле, целуя ее и распевая свою знаменитую элегию «Сион, ведь ты спросишь о судьбе твоих пленников…», которую до сей поры ежегодно читают в синагоге в пост 9-го Ава. И в этот момент сарацин растоптал его копытами своего коня.
Иегуда Галеви родился по одной версии в 1075-м, а по другой – в 1086 году и погиб в 1142-м.
Обратимся к Испании конца XI – начала XII века. В ивритских источниках она называется Сфарад. Испанские евреи – сефарды, жившие здесь с незапамятных времен, по некоторым данным со времен Первого храма, мало напоминали своих немецких единоверцев. Они участвовали в международной торговле, служили христианским королям и арабским халифам, поставляя двору министров и врачей, владели землей, которую у них никто не мог отнять.
«Если, – пишет историк XIX века, – несмотря на все невзгоды, приведшие наконец к катастрофе (имеется в виду изгнание 1492 года), еврей стал испанцем по нравам и языку, по поведению и взглядам, если он выступал не сгорбившимся и приниженным, как еврей немецкий, а выпрямленным и гордым, если он принимал участие в увеселениях, не запрещенных религией, если его радовали музыка, танцы и пиршества, если он участвовал в рыцарских турнирах, если сохранил испанскую «гордость» до нынешнего дня, даже после многолетнего изгнания, если испанский язык, его второй родной язык, остался у него как сладкий звук воспоминания, несмотря на то, что прошло более трех столетий после того поколения, которое видело эту дивную страну, то причиной всего этого является святость земельной собственности».
Пышным цветом цвела духовная жизнь. Близкие контакты с тогда еще молодым, полным творческих сил исламом, непосредственное общение с западной христианской культурой, оборачивающееся подчас острыми полемическими столкновениями, способствовали развитию в иудаизме религиозной философии, самобытной литературы и других проявлений национального духа. Испания того времени родила целое созвездие великих законоучителей, поэтов и религиозных мыслителей, почетное место среди которых занимает Иегуда Галеви.
Он обладал поистине леонардовской разностороннестью. Врачебное искусство и участие в финансовых операциях принесли ему богатство. Философская и поэтическая деятельность – признание и почитание во всем еврейском мире.
Уезжая в Палестину, Галеви совершил путешествие по городам Испании, и всюду еврейские общины устраивали ему восторженный прием, как признанному «королю поэтов». Во время этого окрашенного прощальной горечью путешествия на Восток он написал свои самые сильные, самые зрелые стихотворения и в том числе знаменитые «Сиониды», обессмертившие его имя.
Сохранилось около 800 поэтических произведений Галеви, написанных в традициях религиозной и светской испано-еврейской средневековой поэзии, находившейся под влиянием арабского стихосложения тех времен с одной стороны, и библейского стиля – с другой.
Романтик и идеалист по натуре, лирик по характеру своего дарования, Галеви изливает свои чувства в страстных песнях любви и восторженных гимнах природе. Основные мотивы его светского творчества – дружба, вино, скорбь по поводу кончины друзей, описание женской красоты и страдания влюбленного. Он пишет свадебные песни, гимны вину и веселью, размышляет о всесилии смерти.
Важное место занимает в его творчестве религиозная поэзия. Среди 350 пиютов (литургических гимнов) особенной глубиной национального и религиозного чувства, поистине библейской образностью отличается цикл «Песни изгнания». Но наибольшую славу Галеви принесли «Сиониды» – «Песни Сиона», в которых выражены национальная вера в Мессию и надежда на возвращение в Обетованную землю.
Палестина была для поэта не только страной, где народ сможет жить независимой жизнью, но и символом всего светлого и возвышенного, к чему стремится душа, местом, где идеальное должно воплотиться в конкретные образы. Эти элегии представляют собой одно нераздельное целое – поэму, проникнутую единой идеей.
Приводя самую знаменитую часть поэмы – «Сион пошли привет прикованным к тебе…» (подстрочный перевод начала стихотворения звучит так как я цитировал выше: «Сион, ведь ты спросишь о судьбе твоих пленников…») я думаю, что никакой перевод не в состоянии донести до нас образность и силу этих поэтических строк.
Его религиозно-философское творчество требует отдельного разговора. Но для того, чтобы представить себе характер философии Галеви, надо вообразить себе особенности современного ему этапа развития иудаизма.
Противостояние веры и разума, мистического и рационального начал духовной жизни ойкумены, (о чемя говорил выше) проявлявшееся в конфронтации последователей Аристотеля и Платона, не могло не затронуть иудаизм, который отнюдь не находился в изоляции от основных направлений религиозно-философской мысли двух других религий – христианства и ислама.
Проникновение неоплатонизма с его представлением о Едином и эманациях этого Единого способствовало развитию каббалы с ее идеей Эйн-Соф и учением о сфирот. С другой стороны – попытки примирить веру и разум, Аристотеля с Моисеем, рациональными методами осмыслить постулаты религии, которые были свойственны Маймониду и его последователям.
Все это кипело в котле духовной жизни еврейской Испании, наполняло эту жизнь острейшими дискуссиями, вовлекало в них лучшие умы еврейского мира. И Галеви с его обширной образованностью, страстностью и обостренным общественным темпераментом, конечно же, не мог стоять в стороне от подобных дискуссий. Он решил выступить с проповедью возврата из дебрей философской спекуляции на открытую дорогу психологического богопонимания, создать апологию иудаизма, дать цельную картину еврейского образа жизни. Но будучи поэтом и к тому же стремясь к предельной доступности своего труда, он не мог ограничиться формой богословского трактата. Для выражения своих взглядов Галеви избрал сюжет, который тогда волновал еврейские умы: состоявшееся за два века перед тем обращение в иудаизм хазарского царя. Так возникла его знаменитая книга «Сефер га-кузари» («Книга хазара»), написанная в форме диалогов между хазарским царем Кузари и представителями разных вероисповеданий: правоверным иудеем, караимом, христианином, мусульманином и философом аристотелевской школы. Часть этого труда – диалог между еврейским рабби и хазарским царем – под названием «Кузари» издана по-русски в 1998 году иерусалимским издательством «Шамир». И я советую ее прочитать всякому, интересующемуся философией и историей иудаизма, ибо написана она просто, живо, образно и представляет собой настоящий философский роман.
Посмотрите, как современно это звучит: «В наши дни, – говорит рабби Кузари (напомним, что книга была написана около тысячи лет тому назад), – никто не приходит к вере, не пройдя всех многочисленных ступеней неверия. Но жизнь коротка, а работы много, и только отдельные выдающиеся люди одарены верой от природы».
А вот то, что мне кажется квинтэссенцией иудейской религии: «Я уже говорил тебе, что мыслью, рассуждением и воображением нельзя постичь волю Бога. Ведь все – и те, кто верит в изначальность добра и зла, и те, кто верит в вечность мира, и те, кто поклоняется духам звезд, и кто сжигает детей своих в жертву идолам, и отшельники, уединившиеся в горах, – все ищут близости к Богу. Но, как мы уже говорили, к Богу можно приблизиться, только исполняя Им Самим заповеданное. Ибо Он знает меру, значение, время и место, и все, что принять, чтобы исполнить Его желание и стать приверженным Ему …»
Религиозно-филосфское учение Галеви построено на идее превосходства непосредственного религиозного опыта над дедуктивным знанием.
Пророк, непосредственно ощущающий присутствие Бога, стоит гораздо ближе к истине, то есть к Богу, чем философ, знание которого о Боге получено путем логических умозаключений.
Миссия пророка – не обучать людей вечным истинам, а наставлять их в делах, творя которые они начинают познавать присутствие Бога. Такова цель Торы.
Иудаизм является единственной религией, который стремится наставить людей не в умозрительных истинах, а в этичных и праведных действиях.
Пророческий дар непостижим для обычного человеческого разума и также отличается от него, как он сам отличается от разума животных. Дар пророчества является наследственным уникальным достоянием народа Израиля. Только через народ Израиля другие народы могут приблизиться к Богу, подобно тому как сам народ Израиля может приблизиться к Богу лишь через своих пророков.
Еврейский народ и земля Израиля в своей совокупности составляют совершенное и единое целое. Связь между ними была прервана, когда избранный народ был изгнан с Земли обетованной и тем самым была нарушена Божественная цельность человеческой истории. Восстановление этой цельности – задача будущих поколений. Но и в настоящем каждый еврей обретает цельность в своем стремлении возвратиться на родину.
Концепция «Сефер ха-кузари была усвоена испанскими каббалистами в XIII веке. Она пользовалась признанием у основателей хасидизма в XVIII веке, более того многие религиозные философы XIX и XX веков, такие как Ш.Д. Луццато, Ф. Розенцвейг, А. И. Кук усматривали в этой книге наиболее глубокое религиозное понимание специфики иудаизма.

В заключение нашего разговора, посвященного вере в иудаизме, поговорим о том, что такое вера в представлении современных еврейских религиозных философов?
Известного рода противостояние веры и разума, мистического и рационального начал, проявляющееся в различных религиях сказывалось, конечно же, и в иудаизме, где оно персонифицировалось в различии концепций Галеви и Маймонида, о чем шла речь выше. Такого рода противостояние в известной мере видится и в современной еврейской религиозной философии, в которой вместе с тем ощущается и влияние философских веяний нового времени.
Так, например, кантовское учение «практического разума» претворяется в концепции Германа Когена. Пользуясь традиционной терминологией, говоря о Боге-творце, Боге любви, источнике всего сущего, едином и единственном, он вместе с тем выдвигает идею Бога, как необходимой гарантии существования морали в мире.
Для Наума Крохмала, находящегося под влиянием Гегеля, Бог мыслится как абсолютный дух, содержащий все сущее. Но для того, чтобы примирить такую отвлеченную гегельянскую идею с персональным Богом иудаизма, философ подобно каббалистическим духовным мыслителям прибегает к учению об эманации – мистического истечения творческой энергии Божества, порождающего таким образом мир.
Для представителей религиозного экзистенциализма, одним из ярчайших представителей которого является Лев Шестов, не существует возможностей рационального познания Бога, философия и религия для них непримирима. Бог воспринимается только посредством откровения.
Франц Розенцвейг считает, что религиозная вера возникает из откровения, удостоиться которого человек в состоянии путем личного опыта. Он выдвигает концепцию перманентного откровения, постоянной непосредственной встречи между Богом и человеком, в которой Бог проявляет себя как милостивый и любящий отец.
Мартин Бубер рассматривает веру как взаимоотношения человека с Богом, основанные на доверии и личных контактах как человека с Богом, так и человека с человеком и проявляющаяся в этих контактах.
Мордехай Каплан полагает, что вера является разновидностью «самоисполняющегося пророчества». Бог для него – космическая сила, благодаря которой становятся возможными морально мотивированные устремления человека. Каплан рассматривает веру, как психологическое состояние, побуждающее человека поступать высокоморально, что в конце концов ведет к спасению человеческого общества.
Вера по мнению современных еврейских религиозных философов ценна тем, что придает смысл человеческому существованию, которое без него бессмысленно и жестоко.

К содержанию